Бета: opheliozz
Персонажи\Пейринг: Стайлз, Скотт, Эллисон, Лидия, Дитон. и едва уловимый намек на Стерек.
Рейтинг: PG-13, и то за всякие ужасы
Жанр: хоррор.
Предупреждения: технически это дес-фик, в котором все живы. ну и там, галлюцинации, расчлененка и прочие радости хоррора.
Спасибо Джеффу Дэвису за прекрасные тизеры к 3b и моей впечатлительности за вдохновение =) А вообще идея родилась давно, но опять же спасибо Джеффу за кадры, подтолкнувшие идею в нужном направлении.
песенка для настроения:
Прослушать или скачать Mascara Running Everywhere бесплатно на Простоплеер
а я говорила отобрать у меня клавиатуру
Не моргать и не закрывать глаза, это Стайлз прекрасно выучил в своих кошмарах. Даже если со всех сторон в глаза бьет нестерпимо яркий свет — смотреть, продолжать смотреть, иначе тьма поглотит с головой.
Во рту привкус сырой земли вперемешку с пеплом, под ногтями грязь и наверное кровь.
Стайлз знает, что надо считать до трех, тогда он проснется в своей постели, без грязи и крови на руках, без пепла во рту. Досчитать до трех — и все закончится.
Раз...
И на следующую ночь он снова будет стоять в лесу перед неметоном, не способный уйти, не желающий закрывать глаза. Он будет рыть ямы под корнями древнего дерева, холодные пустые ямы, где нет ничего, кроме червей и крови.
Вся земля под неметоном пропитана кровью его жертв. Стайлзу всего-то надо найти тело. Хотя бы одно. То единственное, его собственное тело, в котором заперто все еще живое бьющееся сердце.
Но раз за разом Стайлз проводит свои ночи по локти пачкаясь землей и кровью — и никак не может найти.
Он жертва, и неметон не отпустит его.
Два...
Стайлз просыпается, рывком поднимая тело на кровати, и машинально прикладывает руку к груди. Там пусто и тихо, как и последние три месяца.
Там пустота и темнота, которые окутывают его остановившееся сердце.
Он как в полудреме собирается в школу, что-то пьет, что-то ест, умывается, натягивает первые попавшиеся вещи и выходит из дома. Уже три месяца он не принимает свои таблетки, потому что нечего лечить, когда не бьется сердце, нечему гонять мерзлую кровь по венам. Стайлз смотрит в зеркало заднего вида своего джипа и видит там мертвые глаза на мертвом лице.
Три...
После школы Стайлз приезжает к поляне, на которой раскинулся огромный старый пень.
Стоит такая тишина, что давит на уши. Сквозь кроны деревьев проникают яркие лучи солнца, но ни один не попадает на неметон. Каким бы ярким и жарким ни было солнце, оно никогда не согреет это место. Там, где правит тьма, безраздельно, всегда холодно.
Стайлз садится на неметон сверху, подогнув под себя ноги, упирается в холодное дерево руками и закрывает глаза.
Шершавое дерево под руками холодное как пластик, неестественное, но невероятно живое. Стайлз чувствует, что дерево с радостью прикасается к нему в ответ каждой неровной линией, каждой зазубриной, каждым выступом.
Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук.
Похоже на биение сердца, которое раздается где-то совсем рядом, и наверное, это то, что чувствуют оборотни, когда слышат чужое сердцебиение.
За исключением того, что Стайлз слышит биение мертвых сердец, что продолжают жить в сердце неметона. Где-то там бьется и то сердце, которое он пытается выкопать каждую ночь.
Стайлз открывает глаза и видит знакомые огни вокруг, ослепляющие его со всех сторон, выставляющие его напоказ.
Эллисон захлопывает учебник и поднимает голову. Ни строчки она не запомнила, хотя просидела в библиотеке несколько часов. Снаружи город окрашен в желто-красные цвета, солнце уже садится, а это значит, что Эллисон снова будет возвращаться домой по темноте.
Ее не пугает темнота, ее не пугают чудовища в этой темноте; она знает, что она сама как чудовище.
В кармане юбки в бедро привычно упирается небольшой ножик, и Эллисон расправляет черную ткань, складывая руки на коленях как примерная девочка. Лучше всего дождаться, когда вечер окончательно вступит в свои права, так меньше шансов, что кто-то ее увидит. Эллисон не хочет никого пугать. Она не любит, когда ее боятся.
Но пока все, что она видит в обращенных на нее взглядах, это страх. Даже отец смотрит с опаской, когда по утрам она нарезает себе сэндвичи или заваривает чай.
Он больше не обнимает ее, не прикасается к ней. Конечно, усмехается Эллисон сама себе, кому понравится обнимать дочь, кожа которой холодная и липкая, а запах гнили не перебить ни одними дорогими духами. Которая двигается как кукла на шарнирах, бессмысленно вращая глазами, когда забывает контролировать свое мертвое тело.
В коридорах школы пусто и темно, и Эллисон идет четко посередине, гордо подняв голову и чеканя шаг. Она словно на ковровой дорожке, чувствует себя звездой.
Тяжелая сумка в ее руке волочится по полу, оставляя за собой кровавый след.
Эллисон не знает, куда ходит по ночам и почему у нее под кроватью кости, на руках кровь, а в сумке чьи-то окровавленные светлые волосы. Она крепко спит по ночам, и ей уже три месяца снится когда-то любимая шизанутая тетя Кейт.
Эллисон всегда ей восхищалась, Кейт была для нее кумиром и идеалом. Эта холодная красавица с ледяными глазами. Как Снежная королева, в венах которой течет темная кипящая кровь. Кейт всегда была остра на язык; впрочем, оказалось, что острые предметы — это определенно ее фишка.
И огонь. Эллисон представляет себе, как горела изнутри Кейт, какими черными, выжженными были ее внутренности. Ледяная маска, наверное, сдерживала огонь, но и она плавилась, когда огня становилось внутри слишком много.
Дома Эллисон, не раздеваясь, забирается под одеяло; ей все время холодно, хотя она уже купила штук десять теплых вязаных свитеров из ангоры.
Сейчас на ней бирюзовый, бирюза напоминает Эллисон океан, к которому они как-то ездили всей семьей на пикник.
— Хорошие были времена, — вздыхает Эллисон, проваливаясь в дрему.
Ее будит металлический скрежет и запах формалина. Эллисон, кажется, снова заснула дома и пошла во сне гулять туда, куда не стоит ходить хорошим девочкам.
В морге так спокойно, ведь все мертвецы заперты в своих металлических гробах. Одна только Эллисон, мертвая, но не умершая, стоит и пристально наблюдает, как одна из камер медленно открывается.
Распахнутая дверца так и манит за нее заглянуть, и Эллисон прекрасно знает, что она там увидит.
Свою обожаемую тетушку, которая хочет выбраться. Кейт хочет жить, она очень хочет жить, она обламывает ногти, цепляясь за гладкие стенки камеры. Ее горло разорвано, поэтому она только натужно хрипит и иногда булькает окровавленной гортанью.
Кейт сможет воскреснуть, если она выберется наружу, только так.
Но Эллисон — чудовище, она не может позволить кому-то еще мертвому гулять по Бейкон Хиллс. Поэтому каждую ночь она приходит сюда, отрезает Кейт пальцы, один за другим, чтобы нечем было цепляться и, ломая ей шею, срывает волосы с ее головы. Лишить Кейт волос, унести их с собой — значит лишить Кейт силы.
И Эллисон знает, что однажды огонь, горящий внутри Кейт, сожжет ее и она сдастся. Потому что Эллисон — единственная, кто может быть здесь чудовищем, и она зорко следит, чтобы других чудовищ здесь не появилось.
В последнее время Скотт ненормально, неестественно спокоен. По сравнению с первыми днями его жизни как оборотня, сейчас ему словно выключили все чувства разом. Ему ни хорошо, ни плохо, ни тепло, ни холодно. Никак.
Скотт чувствует себя мухой, прилетевшей на сладкий золотистый блеск меда и увязшей в нем навсегда. Вокруг все такое яркое и золотое, что Скотту аж глаза режет эта ненатуральная мультяшность окружающего мира.
Еще Скотт часто замирает на месте, глядя в одну точку, и не может двинуться часами, пока кто-нибудь достаточно громко его не позовет. Как-то он все воскресенье простоял над раковиной с зубной щеткой в руке и водой, льющейся из крана. Мать нашла его вечером, когда пришла с работы и услышала шум воды.
Скотт даже не почувствовал тревоги или беспокойства. Ничего. Зато за него беспокоился Стайлз, который в последнее тоже стал очень спокойным, но таким… по-другому спокойным, не как Скотт. Стайлз скорее был как человек с адреналиновой передозировкой, который накачался успокоительным.
Он первый заметил странные "залипания" Скотта и завел себе привычку постоянно хватать друга за локоть или за ладонь.
В полнолуния, когда становилось еще хуже и Скотт практически чувствовал, как с каждой остановкой замедляется все сильнее и сильнее, Стайлз вообще брал его за руку и водил за собой как маленького.
Сейчас Скотт стоит после тренировки, на которой он… ну почти не тормозил, и смотрит на пожухлую траву поля для лакросса. Он точно не знает, но уверен, что стоит так не меньше пяти минут. Надо заставить себя, надо сдвинуться с места.
— Давай же, — хрипящим шепотом уговаривает себя Скотт.
И тогда он впервые слышит это. Гул или скорее жужжание, оно доносится словно бы отовсюду сразу, но Скотт с его идеальным волчьим слухом знает, что этот звук внутри него самого.
В правой руке что-то настойчиво дергается под кожей, и Скотт подносит запястье поближе к глазам. Его рука такая бледная, черные волоски на ней кажутся ненастоящими, как будто их кто-то специально втыкал в кожу для придания естественности. Рядом с выступающей косточкой Скотт видит явно лишний бугорок, будто внутри под кожей что-то есть. Он отращивает один коготь и с силой разрезает кожу, с удивлением наблюдая, как из распоротой раны вылезает обыкновенная черная муха.
Теперь ясно, откуда Скотт слышал этот гул и жужжание.
Он слышал их из самого себя.
— Скотт!
Стайлз, мутными черными глазами смотрит ранку на руке Скотта, а тот даже не может ничего сказать.
Что ему объяснять, Стайлз и так все прекрасно знает.
Стайлз уже привычно берет Скотта за руку и ведет за собой. На полпути к школе к ним присоединяется Лидия. Несмотря на холод и легкую морось, висящую в воздухе, Мартин одета только в тонкое синее платье. И босиком, свои туфли она держит в руке, совершенно спокойно шагая по асфальту грязными исцарапанными ногами.
С недавних пор она при любой возможности разувается и распускает волосы, теперь больше напоминая банши из бестиариев и древних архивов.
А самое главное — рядом со Стайлзом, Скоттом и Эллисон Лидия все время молчит.
Потому что стоит ей только открыть рот, и она начинает даже не визжать, а выть жалобно, громко, болезненно, как воют люди, потерявшие кого-то очень близкого и дорогого.
Втроем они забираются в джип Стайлза, и он везет их туда, куда они должны были прийти уже давно, чтобы получить ответы на свои вопросы.
К неметону.
Эллисон хоть и чудовище, но она хорошая девочка, поэтому чтобы не расстраивать папу и не носить домой куски от Кейт, она ездит в лес и закапывает их рядом с неметоном.
Хорошие садовники поливают любимые растения, подкармливают их удобрениями, а Эллисон кормит любимое дерево своей тетушкой.
Сегодня Эллисон прогуливает школу, ей некогда учиться — у нее есть занятие поважнее. Целый день она ползает в грязи рядом с неметоном и копает ямки для будущих даров дереву.
Когда день переваливает за полдень, она слышит знакомый шум мотора и вскакивает на ноги, чуть ли не приплясывая от радости.
Она любит, когда ее друзья тоже приходят сюда. Правда, они так редко это делают за исключением Стайлза. Тот, как и Эллисон, готов ночи проводить возле дерева, и днем он часто приезжает сюда.
Стайлз привозит с собой еще и Скотта и Лидию, а значит, у них тут намечается локальная вечеринка любителей древних пней.
Эллисон садится на неметон, а Лидия устраивает голову у нее на коленях и начинает чуть слышно подвывать. Эллисон уже три месяца не слышала голоса Лидии, за исключением воплей, визгов и воя, но ей и не надо; она и так знает все, что подруга хочет сказать ей. С недавних пор слова только ранят, делают хуже.
Стайлз садится рядом с Лидией, а Скотт опускается на землю, возле корней.
На закате Лидия начинает петь, а из леса к ним выходит Дитон.
Тот, кто хранит секреты, наконец, решил раскрыть их.
— Вы все мертвы, — говорит Дитон, привычно складывая руки на груди. — Думал, вы догадаетесь раньше, но вы не спешили как-то.
— Мы утонули? — предполагает Стайлз. — Но Лидия? Она не тонула с нами, и она не такая мертвая как мы. То есть тоже мертвая, но по-другому.
Пение Лидии прерывается, когда она слышит свое имя, потом начинается снова.
Дитон улыбается.
— Лидия умерла на поле, когда ее растерзал Питер. Вы трое утонули, Айзек задохнулся в закрытом холодильнике, Эрику и Бойда убили альфы, Джексона разорвал Дерек, а сам Дерек сгорел вместе со своей семьей.
— Многовато мертвяков для одного города, — ухмыляется Стайлз. — Не находите?
— В Бейкон Хиллс один из самых сильных неметонов в мире, один из самых древних, которому принесли тысячи жертв. Существует много разных неметонов, но этот — настоящее сокровище. И он очень ценит те жертвы, которые ему приносят. Особенно добровольные, как ваши. Неметон воскресил вас, потому что он щедр к тем, кто так рьяно его почитает.
— Вы тоже мертвый? — спрашивает Эллисон, чуть сжимая руки в волосах Лидии.
— Так давно мертв, что уже и забыл, каково это — быть живым. Знаете ли вы, что на самом деле означает жертвоприношение? Это не бессмысленное убийство низшего существа для своего покровителя. Жертвоприношение — это уважение того, ради кого ты отнимаешь жизнь. Жертвоприношение — это сделка: мы отдаем жертвы, чтобы получить что-то взамен. Когда-то я был жив, и я защищал народ, у которого родился, я был воином, я сражался с любым врагом. Но когда пришли враги, которых я не мог победить, я принес себя в жертву, чтобы стать сильнее и защитить всех, кто будет в этом нуждаться.
— А мы...
— Когда вы решили принести себя в жертву вместо родителей, вы подсознательно хотели защиты и для города, и для леса, и для всех, кто здесь живет. Неметон любит это место, и теперь он любит вас, которые его защищают. Не думаю, что вы вообще когда-либо умрете.
Скотт чуть отмирает, услышав, что они мертвы. Так на самом деле проще, когда знаешь правду. Так ничто не будет пугать, потому что бояться как-то резко становится глупо.
Правда, все равно стоит уточнить.
— Мы останемся такими как сейчас? Полумертвыми подростками, с галлюцинациями и психозами? Не очень-то хорошая жизнь.
— Нет. Со временем вы научитесь брать жизненную энергию от неметона и жить как прежде. Без галлюцинаций, — он смотрит в глаза Скотту, — и навязчивых идей.
— Дерек и Джексон, — вспоминает Стайлз. — Они же уехали. Они же не умрут там без поддержки неметона? — в его голосе слышится тревога и беспомощность.
— Они вернутся, — утешает его Дитон. — Рано или поздно. Раньше, конечно, Дерек, ведь он отдал неметону всю свою семью и стаю, и даже его сердце осталось здесь.
Дитон уже поворачивается, чтобы уйти, когда Эллисон его останавливает.
— Почему Дженнифер не ожила? Она тоже не скупилась на жертвы.
— Джулия... Дженнифер очень любила брать и совсем не умела отдавать. Особенно не умела отдавать добровольно.
И усмехнувшись напоследок, Дитон уходит прочь от стаи мертвых подростков, которая даже его пугает до дрожи.
Вслед ему раздается жалобный всхлип Лидии, которая в отличие от него уйти не может.
НЕ В ОБЗОРЫ